|
Лучшее средство привить детям
любовь к отечеству Монтескье
Моего отца звали Арам Оганян. Увидев закат девятнадцатого века, он, наверное, взглянет на восходящий двадцать первый из Ереванского университета. С портрета на стене географического факультета, одним из основателей которого он был, и где работал деканом и заведующим кафедрой в течение многих лет. Портрет повесили его коллеги, помнившие, что отец подготовил сотни специалистов, написал десятки трудов, многократно издававшиеся учебники, был известен как переводчик и детский писатель. Помнили отца и ветераны армии, как он в первой армянской военной школе воспитывал будущих известных военачальников, в том числе первого советского генерала из армян – Баграта Арушаняна и Нвера Сафаряна – прославленных участников Великой Отечественной войны. Знали, что отец был в коллективе, составившем русско-армянский военный словарь. Помнили отца и пассажиры поезда с беженцами, спасенные от турок пулеметчиками под командованием поручика Оганяна. Помнили самые разные люди из благодарности за помощь или просто из уважения к «беспартийному человеку, сумевшему многого добиться в партийной стране», как сказал один из его учеников… Но для меня главное было не это. В песне известного барда есть слова: «Боже, зеленоглазый мой». Если Бог есть, то мне он являлся в образе отца, говорящего об Армении. В эти минуты зеленые глаза отца загорались, вызывая мурашки на спине. Мурашки, которые я ощущаю до сих пор, когда тема Родины, вырывая меня из суеты «общечеловеческих ценностей», гипнотизирует, как Гамлета перед призраком датского короля. Это отец мой песней о Вардане-зораваре заронил в мое юношеское сердце боль об утраченном величии Армении. Но не безысходную скорбь, а возмущенную обиду за поруганную честь, жажду мщения и реванша. Это он мне дал прочесть «Самвела», утверждавшего приоритет отечества над родителями…Как завороженный я слушал его рассказ о матери античного героя, принявшей известие о гибели сына в бою за родину словами: «Для того его и родила я». Об армянском воине, сказавшем вражескому полководцу, сына которого он ранил в сражении: «Если удар нанесен моей рукой, то он не выживет!» О генерале Раевском, поднявшемся в атаку, взяв за руки несовершеннолетних сыновей… Это отец внушил мне идею о нации как высшей форме человеческой общности и убедил меня в том, что возраст народа измеряется не всеми прожитыми веками, а лишь теми, что были свободны от чужеземного ига. Что нация – это народ, имеющий собственную армию – атрибут государственности. Иногда, оплакивая свою судьбу, армяне спрашивают – если Бог есть, то где он был в пятнадцатом году? Бог есть, но, как сказал Вольтер, «Он на стороне больших батальонов». Тех, что сотни лет армяне-полководцы вели к победе под чужими знаменами, оставив осиротевший Арарат. А нужно нам свое, единственное в мире, прозрачное, как воздух долины, знамя, с двуглавым символом Армении, чтобы на одной стороне полотнища мы видели его образ с севера, а на другой – забытый вид с юга. И нужны нам не солдаты-армяне во многих армиях мира, а свой Армянский солдат. Он есть теперь у нас. И пусть тени наших предков склонят свои головы перед ним. А вместо плача нам нужно вспомнить песнь восьмую – боевую, чтобы не замолкли «Семь песен об Армении». И хватит жаловаться на Бога и судьбу. На Бога надейся, но армию имей. Что же касается судьбы, то где сегодня народы-соседи, вместе с которыми мы поднимались на арену истории? Без них мы вступаем в новое тысячелетие; может быть, и потому, что в тяжелые времена Бог являлся нам в облике отцов, разжигая их глаза, как угли в гаснущем костре. В душной ночи рабства под пеплом постыдного гнета эти угли хранили огонь, чтобы вспыхивать время от времени, оправдывая наше существование, возрождая национальное достоинство, являющееся синонимом достоинства человеческого. Сегодня этот огонь вспыхнул снова. Он высветил эпитафию на памятнике моего отца: «Если когда-нибудь придут к моей могиле внуки, пускай они грустят на языке моем; иначе сердце, даже прахом ставшее, застонет…» Пусть же не погаснет вспыхнувший огонь, и пусть горит он по-армянски, чтобы сердце отца не стонало, а радовалось. Я надеюсь, что так и будет. Потому что есть теперь у нас Армянский солдат. И потому что моего сына зовут Арам Оганян. Виген Арами Оганян.
|